Безутешная вдова торопила с похоронами богатого мужа, но молодая врач заметила неладное.

Безутешная вдова торопила с похоронами богатого мужа, но молодая врач заметила неладное.

Анжела шла на дежурство с легкой походкой и блеском в глазах. Что ей ещё оставалось, если она безумно любила свою работу? Коллеги подшучивали, говоря, что Анжелка витает в облаках. Как можно так преданно относиться к профессии, где столько ответственности, а зарплата оставляет желать лучшего? Но для неё это было не просто работой — это была страсть. И менять что-либо она не собиралась.

Ей нравилось мчаться на самые сложные вызовы, видеть проблески надежды в глазах тех, кто ждал её помощи, спасать даже тех, кого, казалось бы, уже нельзя было вытащить с того света. Она блестяще окончила учёбу, и многие пророчили ей головокружительную карьеру в престижных клиниках. Однако после практики на скорой Анжела поняла: её место здесь. Уже семь лет она отдавала работе всего себя.

Настолько была поглощена делом, что на личную жизнь времени почти не оставалось. Да и особого желания не было. Прошлое, связанное с семьёй, оставило слишком много боли.

— Анжелочка, на смену пора! — Бабушки у подъезда всегда встречали её тепло. Она никогда не проходила мимо, просто кивнув.

— Здравствуйте, девчата. Да, снова в бой!

Одна из старушек покачала головой. Опять в ночную.

— Почему среди вас нет мужчин, которые могли бы работать по ночам? Вечно вам приходится иметь дело с больными, пьяными и даже агрессивными.

— Какая разница? Они все пациенты. Ну, мне пора. Спасибо. Вы сами будьте осторожны.

— Ладно, беги, детка. Ты сама береги себя.

Анжела направилась к остановке, а бабушки принялись обсуждать её.

— Бедная девочка, правда? Другие бы возненавидели врачей, а она сама выбрала эту профессию.

— Именно поэтому и выбрала — чтобы таких плохих докторов, как у неё самой, стало меньше. Помнишь, как её мать не дождалась помощи?

— Как не помнить! Хлебнула горя эта девочка. Да и отец был монстр. Как она вообще такой выросла?

— Судьба… Родители погибли в пьяной драке. А что с ним сейчас — известно?

— Откуда? Может, и его самого уже нет. С таким-то нравом…

Анжела догадывалась, о чём шепчутся старушки. Такая уж их натура — вспоминать прошлое, перемывать косточки. Но зла они не желали, просто так уж заведено.

Анжела выпрыгнула из маршрутки, помахала водителю — молодому парню, который смотрел на неё с грустью, но не решался заговорить. Он улыбнулся в ответ.

— Анжелочка, как хорошо, что ты пришла раньше! Тебя главврач искал.Анжела только нахмурилась. Визиты главврача никогда не сулили ничего хорошего, особенно в ночную смену. Ускорив шаг, она прошла мимо ординаторской и сразу направилась в кабинет начальства. Дверь была приоткрыта, и она постучала, прежде чем войти.

— Вызывали?

Главврач — хмурый, седовласый мужчина лет шестидесяти — кивнул ей, не отрываясь от бумаг.

— Анжела, нужно, чтобы ты съездила на вызов. Срочный случай, особый. Я бы сам отправил кого-то другого, но ты — лучшая, и, честно сказать, я немного не доверяю остальным в таких ситуациях.

— Что случилось?

— Умер мужчина. Богатый бизнесмен. Жена настояла на вызове скорой, когда он уже не подавал признаков жизни. Врачи зафиксировали смерть, но… — он понизил голос, — ты сама знаешь, как это бывает. Что-то там не сходится. Молодая жена — ей тридцать, а ему под шестьдесят. Умер он во сне, внезапно, без анамнеза. Сердце, как всегда. Только вот… — он пожал плечами. — Медбрат говорит, будто тело тёплое было слишком долго. И ещё — жена странно себя вела. На похороны уже торопит, буквально через сутки. Что-то не так.

— Адрес?

Он протянул ей бумажку.

— И, Анжела, будь осторожна. Они влиятельные. Не спеши с выводами. Просто осмотрись, поговори с людьми, зафиксируй всё чётко. Ничего больше. Поняла?

—

Дом был роскошным особняком за городом, окружённым высоким забором и дорогими машинами у ворот. Анжела поднялась по широкой лестнице, и дверь открыл человек в костюме с бледным лицом и усталым взглядом.

— Вы доктор?

— Да. Анжела Морозова. Мне поступил вызов для подтверждения смерти и осмотра тела.

— Проходите. Госпожа Климова вас ждёт.

Её провели в зал, где среди белых роз и свечей стоял гроб, накрытый тёмным бархатом. Молодая женщина с идеально уложенными волосами и безупречным макияжем сидела в кресле, скрестив ноги. В её взгляде было не горе — нет. Скорее, нетерпение.

— Доктор, вы из больницы? Спасибо, что приехали. Надеюсь, это ненадолго. Я очень устала.

— Мне нужно осмотреть тело. Это стандартная процедура.

— Конечно. Но, прошу, побыстрее. Завтра утром отпевание. Всё уже организовано.

Анжела кивнула и подошла к гробу. Приоткрыла крышку. Мужчина лежал с мирным лицом. Но что-то в его положении показалось ей странным — как будто его кто-то положил, а не он умер естественной смертью. И ещё — губы чуть синеватые. Не свойственно для сердечного приступа.

— Скажите, его кто-то видел в последние часы жизни?

— Только я, — сухо ответила вдова. — Мы легли спать вместе. Он проснулся среди ночи, сказал, что чувствует себя плохо. А потом… всё. Я вызвала скорую, но было уже поздно.

Анжела кивнула, но не спешила отходить от тела. Внутренний голос, выработанный годами практики, начинал звенеть, как сигнал тревоги. Пульса нет. Но тепло… ещё сохраняется.

Она тихо достала термометр и под предлогом «формальности» измерила температуру тела. 35,7. Слишком много, как для человека, умершего якобы пять часов назад.

— Мне нужно будет позвонить в полицию, — сказала она, не поворачиваясь.

— Простите? — голос вдовы стал ледяным.

— В подобных ситуациях, когда имеются признаки сомнительной смерти, вызывается полиция. Это в интересах всех, включая вас. Надеюсь, вы понимаете.

Молчание. Затянувшееся. Потом женщина вскочила и вышла из зала, громко захлопнув за собой дверь. Анжела осталась одна с телом. Она понимала — сейчас всё только начинается.

Она набрала номер дежурного полицейского.

— Это врач Морозова. У меня подозрение на неестественную смерть. Да, адрес я продиктую. Срочно.

Снаружи завывал ветер. В зале горели свечи. И вдруг Анжела ощутила, что за ней кто-то наблюдает. Она обернулась. У двери стоял пожилой мужчина в домашнем халате, с тростью.

— Вы не должны были сюда приезжать, — тихо произнёс он. — Теперь они не отпустят вас просто так.

Анжела замерла.

— Кто вы?

— Брат покойного. И вы только что наступили на чью-то очень толстую и опасную мозоль…
Анжела не отводила взгляда от пожилого мужчины. Он стоял в полумраке у самого порога, и его глаза, серые, проницательные, изучали её с напряжённым вниманием. Руки дрожали, но в голосе звучала твёрдость.

— Я не понимаю, о чём вы, — сказала она, сохраняя спокойствие.

— Если вы умная, — ответил он, подходя ближе, — вы уже всё поняли. Это не инфаркт, доктор. Это — тщательно разыгранная сцена. И если вы вызвали полицию, у вас очень мало времени.

— Тогда объясните, что происходит. Кто его убил?

Мужчина горько усмехнулся.

— Не спрашивайте «кто», спрашивайте — «зачем». Ответ в завещании. Мой брат собирался его переписать. Хотел всё оставить… не ей. Ни копейки. А сегодня утром — прямо перед смертью — он позвонил мне. Сказал, что она всё узнала. Что испугался. Что боится, она не остановится ни перед чем. А теперь он лежит здесь, будто бы «уснул навсегда». Только он никогда не пил снотворных и не жаловался на сердце.

Анжела молча слушала. Затем, не говоря ни слова, достала из сумки перчатки и аккуратно осмотрела рот покойного. Под языком был след от инъекции. Едва заметный, но она знала, куда смотреть. Это был не сердечный приступ. Это было отравление. Специфический след от введения жидкости, вероятно — яда, быстро действующего. Врачам, если бы те не были внимательны, легко принять смерть за естественную. Особенно в случае с пожилым.

Она взглянула на мужчину.

— Вы говорите, он хотел переписать завещание. На кого?

— На сына. На своего первого сына. От первой жены. Которого он долгое время скрывал от всех. Даже от неё.

— Где этот сын?

— Живёт в Европе. Но недавно вернулся в Россию. Не думаю, что он знает, что отец умер. Или, скорее, что его убили.

— Вам нужно рассказать всё полиции, — сказала Анжела тихо.

— Я не уверен, что они станут разбираться. У неё связи. У её отца — бывшего генерала МВД — тоже. Полиция может приехать, сделать вид, что осмотрела… и дать зелёный свет похоронам.

— Тогда мы не дадим им этого сделать.

—

Двадцать минут спустя в дом зашёл лейтенант. Молодой, с равнодушным лицом, явно уставший.

— Здравствуйте. Кто вызывал?

— Я, — сказала Анжела. — Доктор Морозова. У меня есть основания полагать, что смерть носит неестественный характер. Температура тела не соответствует заявленному времени смерти. Есть следы инъекции под языком. Пациент не страдал хроническими заболеваниями сердца. Семья утверждает обратное, но медицинских подтверждений нет. Я прошу вскрытие.

Лейтенант приподнял бровь. Затем посмотрел на вдову, которая уже стояла в дверях с телефоном в руках.

— Это недоразумение, — холодно произнесла она. — Доктор явно переоценивает свои полномочия. Мой муж давно жаловался на сердце. У нас есть документы.

— Предоставьте их, — сказал лейтенант.

— У меня дома, в городе. Но… я сейчас позвоню нашему адвокату.

— Пока вы звоните, я обязана зафиксировать всё, — перебила Анжела. — И потребовать судебно-медицинскую экспертизу. Ваша тревога только подтверждает мои подозрения. Простите.

Женщина сжала губы. Рука с телефоном дрожала. Потом она резко развернулась и ушла.

Лейтенант снова посмотрел на Анжелу.

— Вы знаете, во что ввязываетесь?

— Да. Но я и знаю, во что она втянула своего мужа. Мы не должны позволить, чтобы убийство было замаскировано под «естественную смерть».

Он задумался. Потом кивнул.

— Ладно. Я вызову следственную группу. Оформим всё как положено. Но если начнётся давление сверху — я вас не знаю. Понятно?

—

Дальше всё происходило быстро. Приехали криминалисты, зафиксировали улики. Мужчину увезли в морг. Анжела написала рапорт, указав все наблюдения. Её вызвали на допрос, она повторила всё, не меняя ни слова.

А вечером того же дня к ней в квартиру постучали.

Молодой человек лет двадцати пяти, с уставшими глазами и знакомыми чертами, стоял в дверях.

— Простите. Вы доктор Морозова?

— Да. А вы?

— Я… сын Алексея Климова. Мне позвонил дядя. Он сказал, что вы… остановили похороны. Спасибо. Мне никто не сообщил, что отец умер. Никто даже не собирался.

Он опустил голову.

— Я прилетел за день до его смерти. Он хотел встретиться. Мы не виделись много лет. Я даже не знал, где он живёт. Он прислал адрес, но… — он сглотнул. — Я пришёл слишком поздно. Уже горели свечи…

— Вы можете помочь следствию, — сказала Анжела мягко. — Если у вас есть доказательства, что отец собирался изменить завещание…

— Есть. — Он достал сотовый телефон. — Он прислал мне голосовое сообщение за два часа до смерти.

Он нажал кнопку, и в тишине раздался хриплый голос:

> «Сынок, я хочу, чтобы ты знал: я всё оформил. Завтра нотариус зафиксирует изменения. Всё будет твоим. С ней покончено. Прости, что не сделал этого раньше…»

Анжела закрыла глаза. Этого будет достаточно. Или хотя бы — должно быть достаточно.

Но она знала, что теперь всё зависит не от неё. И даже не от полиции. Вдова не сдастся просто так. Начнётся настоящая игра. Вопрос был один: сможет ли правда пробиться сквозь слои лжи, денег и страха?

Она смотрела в лицо молодого мужчины и впервые за долгое время чувствовала: её работа — действительно имеет смысл.

И это было только начало.
Прошло три дня.

За это время многое успело измениться. Дом, в котором произошла смерть Климова, опечатали. Полиция начала официальное расследование. В СМИ, несмотря на все усилия вдовы, просочилась утечка — “скорая помощь заподозрила убийство бизнесмена Алексея Климова”. Это стало поводом для волны комментариев, слухов, анонимных сплетен.

Анжела сидела у окна в своей маленькой квартире, не спав вторую ночь подряд. Она вновь и вновь прокручивала в голове тот день. Всё было слишком точно, слишком аккуратно подстроено. Любой другой, менее внимательный врач, не стал бы ничего проверять. Сердечный приступ — и точка. Смерть “естественная”. Похоронили бы на третий день, вдова получила бы всё состояние. А главное — никто бы и не сомневался.

Телефон вздрогнул на столе. Снова.

Сообщение:
Незнакомый номер

> Вы переходите границы, доктор. Вам дали шанс отойти в сторону. Не испытывайте терпения.

Анжела сжала губы. Это было уже третье подобное сообщение за два дня. Первое пришло сразу после её вызова в следственный отдел, второе — после интервью, которое она дала местному телеканалу. Ничего громкого, просто факты. Но, видимо, кто-то счёл, что она “перешла черту”.

Она набрала номер Артёма Климова, сына покойного.

— Алло?

— Это я, Анжела. Мне снова пишут. Угрожают. Вы говорили, что у вас есть адвокат. Он… надёжный?

— Да. Василий Еремеев. Я уже просил его взять ваше дело под защиту, если что-то пойдёт не так. Он опытный, бывший прокурор. И, поверьте, он знает, с кем мы имеем дело. Вы не одна.

—

Тем же вечером Анжела пришла в кафе на окраине города. Там, в углу за перегородкой, сидел мужчина в дорогом, но скромном костюме и пил чёрный кофе.

— Доктор Морозова, — сказал он, не поднимаясь. — Проходите.

Это был Василий Еремеев.

— Артём передал мне записи, скриншоты и копии переписок. Вы сделали невозможное. Заставили их ошибиться. Раньше они всё скрывали лучше. Этот случай… слишком резонансный. Им не понравилось, что в деле оказалась вы. Независимая, неподконтрольная. Не испугались — и это им страшнее всего.

— Но у них связи. Деньги. Я всего лишь врач. Они могут сделать так, что меня лишат лицензии. Или…

— Или убьют, да, — спокойно сказал он. — Но если вы сдадитесь, именно это и случится. Мы должны держаться. У нас уже есть весомые улики: голосовое сообщение, назначение у нотариуса, результаты вскрытия. Всё говорит в пользу преднамеренного убийства.

— Кто именно это сделал? Она сама?

Василий нахмурился.

— Возможно, не своими руками. Мы установили, что в доме в день смерти находился её личный помощник, Евгений Карпов. Бывший сотрудник охраны. И, внимание, ранее судим за нанесение тяжких телесных. Но дело было “замято”. Сейчас он “официально” числится просто администратором её фонда.

— И он мог ввести яд?

— Он мог сделать всё, что угодно. Но — с её ведома.

— Тогда это убийство по предварительному сговору.

— Именно. Но чтобы доказать это, нам нужен свидетель.

—

На следующее утро в отдел полиции пришёл новый человек.

Женщина лет пятидесяти, в простой одежде, с натруженными руками. Домработница Климовых — Марина Ивановна.

— Я не могу больше молчать, — сказала она, не глядя в глаза следователю. — Я слышала, как она кричала по телефону, что “всё должно быть сделано сегодня, пока этот старый идиот не передумал”. А потом видела, как Женя что-то наливал в рюмку, прежде чем подать хозяину. Он говорил: “Скоро будет тихо. Никаких скандалов, никаких завещаний.”

Следователь замер.

— Вы готовы дать официальные показания?

Женщина кивнула. Медленно. С испугом, но уверенно.

— Я боялась. Но я знаю: он не заслуживал такой смерти.

—

Следующие дни стали настоящей бурей. Начались аресты. Евгений Карпов исчез на два дня, но был задержан при попытке пересечения границы. У него при себе нашли крупную сумму наличными, фальшивые документы и билет в Стамбул.

Вдова, сначала вызывающе спокойная, потом вдруг “заболела”. Её адвокаты тянули время, требовали медицинской экспертизы, закрытых слушаний, “морального ущерба от прессы”.

Но дело уже набрало силу. И покатилось.

Анжела сидела в зале суда в день, когда Карпов впервые заговорил. Он признался: яд был в растворе снотворного. Он действовал по указанию. Денег предложили много. Он не знал деталей завещания, но знал, что “всё должно быть по-тихому”.

Вдова, сидевшая за стеклом, впервые дрогнула. Её лицо оставалось каменным, но пальцы сжались в кулак.

—

Спустя месяц суд признал факт преднамеренного убийства. Подстрекательство. Мотив — завладение имуществом. Вдова получила восемь лет. Карпов — пятнадцать. Дело о фальсификации документов, попытках давления на свидетелей и запугивании ещё рассматривалось.

Артём Климов унаследовал всё, но первую большую сумму перечислил в фонд помощи молодым медикам.

— Я бы хотел назвать его в честь моей спасительницы, — сказал он на церемонии открытия. — Фонд имени доктора Анжелы Морозовой.

Анжела стояла в зале. Пыталась не заплакать. Не потому, что ей нужно было признание. Просто… впервые за много лет она чувствовала: справедливость существует. И даже одиночество отступает, если ты не сдаёшься.

А за окном снова шумели сирены. Где-то кто-то нуждался в помощи. И она, как всегда, была готова мчаться.
Прошло шесть лет.

Анжела снова сидела на ступенях приёмного отделения, глядя, как садится солнце. За эти годы многое изменилось, и в то же время — почти ничего.

Скорая помощь больше не казалась ей адом, куда бросают самых отчаянных. Она осталась здесь не потому, что не смогла уехать, а потому что нашла в этом смысл. За её плечами теперь не просто вызовы и спасённые жизни — а целая система, которую она помогла изменить.

После резонансного дела Климова Минздрав обратил внимание на ошибки в протоколах скорой помощи. Были пересмотрены инструкции, введены новые нормы токсикологического анализа при “внезапных смертях”. Анжела стала консультантом при разработке этих изменений. Но она не ушла в кабинет. Она осталась в поле.

—

Фонд её имени — хотя она до сих пор с лёгким смущением слышала это название — помогал молодым врачам оплачивать учёбу, проходить практику, находить жильё в отдалённых районах. Там, где врачей не хватало, где людям до сих пор приходилось добираться до больницы на тракторе.

— Морозова, ты опять в ночную? — окликнул фельдшер Петя, когда выходил перекурить. — Ну ты и железная.

Анжела усмехнулась.

— Сердце железное, а душа живая. Всё как у тебя, Петя.

— У меня? У меня разве что печень железная, остальное давно сдалось!

Они оба засмеялись. И в этой лёгкости, в этих коротких репликах был весь их быт — напряжённый, абсурдный, но настоящий.

—

Артём Климов теперь был успешным юристом. Он не только окончил магистратуру в Лондоне, но и вернулся, чтобы открыть юридическую клинику для тех, кто не может позволить себе адвоката. Он не раз звонил Анжеле, советовался, а однажды даже неловко пригласил её на ужин. Она отказалась — тогда. Но позже сама написала ему.

И они встретились. Без пафоса. Без давления. Просто поговорили. Сначала — о работе. Потом — о книгах. Потом — о жизни. Словно старая боль отступила, и что-то другое, тихое, настоящее, начало прорастать в этом пространстве, которое они вдвоём осторожно выстроили.

—

Весной Анжела поехала в деревню, где жила старая подруга её матери. Та болела, и нужно было помочь с уходом. Дом был скромный, с палисадником, сиренью под окнами. Анжела встала рано утром, заварила чай, села на крыльцо и вдруг поняла — впервые за долгое время она не спешит.

Она смотрела на медленно идущее по дороге облако пыли, слушала жужжание пчёл, чувствовала аромат земли, и ей было хорошо.

И в этой тишине — полной, не гнетущей — она впервые позволила себе думать о будущем не как о бесконечной череде дежурств, судебных заседаний, выездов и бюрократии.

Она позволила себе представить дом. Где есть книги. И собака. Где пахнет хлебом. Где можно просыпаться не от сигнала вызова, а от солнечного луча. И кто-то рядом спросит: “Ты выспалась?”

—

Но на следующий день ей снова позвонили.

— Анжела? Это больница. Простите, что в отпуск, но у нас ЧП. Можете срочно подъехать?

Она молча посмотрела в небо, закрыла глаза на мгновение. А потом сказала:

— Уже еду.

—

Финал

И так было всегда.

Она могла быть уставшей, одинокой, непонятой, обманутой, восхваляемой, осуждаемой — кем угодно. Но когда кто-то звал, она приходила. Потому что это была не просто профессия.

Это была её жизнь.

И пусть другие убегают от боли — она шла в самую её гущу. Чтобы встретить страх, погасить панику, вернуть надежду.

Пока звенела сирена.

Пока билось сердце.

Пока нужно было просто быть рядом.

Она была там.

Всегда.