Когда Димин брат связал свою жизнь с Катей
Когда Димин брат связал свою жизнь с Катей, в доме словно треснула невидимая опора — уют, тепло и гармония начали уходить, как песок сквозь пальцы. Катя была сногсшибательной — словно героиня глянцевого журнала: густые каштановые волосы, точёные формы, глаза — глубокие и манящие. Но под этой внешней безупречностью скрывался острый, как лезвие, нрав. Она вечно бурчала, критиковала всё и всех, а деньгами мужа распоряжалась так, будто они не имели счета. Катя часто оставляла ребёнка на Диму, пока сама проводила время в салонах или тусовалась с подругами.
— Бедный мой мальчик, — с тяжёлым вздохом качала головой мать, — околдовала его эта Катя. Высосет из него все соки, как пиявка…
Свекровь так и не смогла смириться с выбором сына. Она лелеяла мечту выдать его за тихую, домашнюю Лену — дочку своей школьной подруги. Аня, сестра Димы, не поддерживала материнские фантазии — каждый вправе сам решать, с кем идти по жизни. Но и с Катей сближаться не стремилась. Тем не менее, несмотря на свою язвительность, Катя почему-то решила, что Аня — её идеальная подруга.
— Как же мне повезло с тобой, золовушка! — восторженно щебетала она, обнимая Аню с такой силой, словно они были родными сёстрами.
У их сыновей, Миши и Лёвы, была разница всего в несколько месяцев, и это вынуждало Аню терпеть общество Кати. Ей казалось важным, чтобы мальчики выросли друзьями. Тем более что её собственный муж, Олег, наотрез отказывался заводить второго ребёнка, уверяя, что одного вполне достаточно. Пришлось Ане принять эту навязанную «дружбу».
Но однажды ситуация резко изменилась.
— Ань, прикрой меня, ладно? — прозвучал в трубке тревожный голос Димы.
— Что значит «прикрой»?
— Если Катя будет спрашивать — скажи, что я у вас, в гараже с Олегом что-то мастерим. Полку, например.
— Какую ещё полку?..
— Это не важно. Просто, пожалуйста.
Он проговорился — признался, что встречается с другой. Аня почувствовала, как внутри у неё что-то оборвалось. Она не могла поверить, что её брат, который не так давно клялся Кате в любви до гроба, теперь тайно изменяет ей.
Она молилась, чтобы Катя не позвонила. Но, конечно, та позвонила.
— Ань, слушай, Дима у тебя? — как обычно весело спросила Катя.
— Угу… — неуверенно выдавила из себя Аня, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
— Скажи ему, чтобы молоко купил. Я звоню — у него телефон, видимо, сел. Ну, как всегда!
— Передам, — пробормотала Аня.
Она ощущала отвращение. Лгать, даже такой стервозной, как Катя, оказалось ужасно. Но Дима, почувствовав, что сестра его прикрывает, вошёл во вкус. Теперь он регулярно использовал её как алиби — то Ане срочно нужна помощь, то мама заболела. А мама, кстати, только поощряла это:
— Может, хоть так избавится от этой куклы!
— Мам, ты серьёзно? А как же Лёва? Хочешь, чтобы он без папы остался?
— Почему без? На выходные забирать будет. Я помогу.
Эти разговоры ранили Аню. Она невольно ставила себя на место Кати и задумывалась: а если её Миша тоже когда-нибудь останется с «папой на воскресенья»?
Тем временем Катя менялась. Её уверенность куда-то улетучилась. В её голосе появлялась усталость.
— Дима теперь всё время на работе, — жаловалась она, прихлёбывая кофе. — Наверное, я сама виновата. Трачу много — на Лёву, на себя. Но разве ему нужна жена, как из подворотни? Или чтобы сын рос без репетиторов и секций?
Аня, которая считала эти кружки ненужной тратой, а салоны — излишеством, промолчала. Она пользовалась дешёвой краской для волос и сама себе делала маникюр. Но Катины слова задели. А вдруг мужчины действительно устают от таких, как она — «простых»?
Слова Кати застряли у Ани в голове, как заноза. Она шла домой, глядя в асфальт, и думала: а что, если Олег тоже когда-то устанет от её скромности, от домашней простоты, от вечно недокрашенных корней и старых джинсов? Что, если он тоже начнёт искать глянцевую «Катю», только в другом обличье?
Она встряхнулась, будто отгоняя мрачные мысли, но осадок остался. Ночью, лёжа рядом с Олегом, она долго смотрела в потолок. Он спал спокойно, тяжело дыша, положив руку на подушку. И вдруг она впервые в жизни почувствовала страх. Страх быть покинутой, заменённой. Страх, что простота — не добродетель, а приговор.
На следующий день Дима снова позвонил.
— Ань, спасай. Катя думает, я у вас. Подыграй, а? Я ненадолго.
— Дим, — Аня села на скамейку у подъезда, дрожа от негодования, — ты что, совсем? Сколько можно?
— Ну чего ты, ну помоги последний раз. Ты ж не хочешь, чтобы я жил в аду?
— А ты не думал, что Катя сейчас живёт в аду? Она ходит кругами, пытается сохранить брак, винит себя, а ты в это время по бабам шастаешь!
Дима замолчал. Это было первое, что она сказала ему в лоб.
— Ладно, — тихо ответил он. — Понял. Сам выкручусь.
Он больше не звонил. Аня почувствовала облегчение — но и тревогу. Что теперь?
Катя всё чаще приходила без макияжа, в тишине пила чай, глядя в пустоту.
— Думаешь, он мне изменяет? — однажды спросила она, не глядя на Аню.
Та подавилась глотком чая.
— С чего ты это взяла?
— Он больше не смотрит на меня. Как будто я — пустое место. Раньше хоть кричал, злился. А теперь молчит. Ходит, как тень.
Аня сжала чашку в руках. Хотела соврать. Хотела защитить брата. Но вместо этого сказала:
— Катя, я не знаю, что у вас происходит. Но ты заслуживаешь правды.
Катя кивнула, долго молчала, потом добавила:
— Наверное, я и правда не подарок. Только знаешь, обидно. Я старалась. Делала всё, чтобы быть «идеальной». Красивой. Энергичной. Ухоженной. А он просто… устал.
На следующий день Катя собрала чемодан.
Аня увидела, как она садится в такси, с Лёвой на руках, и даже не попрощалась. Только взглянула — и в этом взгляде было всё: боль, гордость, усталость.
— Мама будет довольна, — мрачно сказала Аня Олегу вечером. — Её «фифа» ушла.
Олег молчал.
— А я — нет, — добавила она, тихо.
Прошло три недели. Дима ходил хмурый, как осеннее небо. Катя не выходила на связь, и Лёву он не видел. Мама радовалась, готовила Лене пироги, намекала на «новый шанс». Аня всё чаще думала о том, что нельзя жить в мире, где женщины делятся на «простых» и «слишком ярких». Где каждый должен под кого-то подстраиваться.
Однажды, проснувшись раньше Олега, она села у окна и впервые за долгое время подумала: «А кто я вообще?»
Катя сняла крохотную квартиру на окраине города. Обшарпанный подъезд, скрипучий лифт, тонкие стены, через которые слышно, как соседка кричит на своего сына. После просторной трёшки у Димы — это было как падение в другую жизнь. Но Катя не жаловалась. Она словно заглохла внутри.
Лёва поначалу скучал по отцу. Спрашивал, когда папа приедет, рисовал его на детских рисунках. Катя пыталась объяснить, что «папа работает», потом — что «так бывает, взрослые иногда ссорятся». А потом просто не говорила ничего. Потому что не знала, что говорить.
Дима не звонил. Не писал. Только однажды, на третьей неделе, прислал короткое сообщение: «Можно я заберу Лёву в выходные?»
Катя смотрела на экран, не мигая. Потом просто выключила телефон.
Аня же, наоборот, включилась в жизнь с каким-то отчаянным усилием. Она записалась на фитнес, впервые за годы сходила к парикмахеру не в ближайший салон у метро, а в хороший. Не потому, что хотела кому-то что-то доказать. А потому, что захотела почувствовать себя не только «мамой» и «женой». Заново — женщиной.
Олег удивился переменам.
— Ты, кажется, стала… другой?
— Я просто вспомнила, что живу, — ответила Аня, не отрывая взгляда от чашки.
Он подошёл, обнял, поцеловал в макушку. Это был жест привычки. Но она вдруг осознала, как он… чужой. Не злой. Не плохой. Просто — чужой. Между ними натянулась тишина, как плёнка. Пока тонкая.
А Дима… он не встречался ни с кем. Та девушка, ради которой он лгал, оказалась вспышкой, не более. Красивая, лёгкая, но — пустая. Он вернулся домой к маме. Та хлопотала вокруг, гладила рубашки, жарила его любимые котлеты.
— Всё будет хорошо, — уверяла она, как в детстве. — Ты молодой, красивый, устроенный. Вокруг полно хороших девушек. А Лёва? Лёву я вырасту. Или ты его на выходных забирать будешь, как договоришься.
Но в душе Димы было не «хорошо». Он впервые в жизни понял: потерять доверие — страшнее, чем потерять любовь. Аня с ним почти не разговаривала. Катя исчезла, как будто стерлась. Даже мама, несмотря на заботу, не могла заполнить пустоту.
Он однажды всё-таки поехал к Кате. Постоял под дверью. Долго. Потом сунул в щель конверт с деньгами, купил для Лёвы новый рюкзак с динозаврами — и уехал, не позвонив.
Катя нашла работу в маленькой студии раннего развития. Сначала уборщицей. Потом, когда директор узнал, что у неё есть педагогическое образование, взяли помощницей воспитателя. Она радовалась каждому успеху — впервые чувствовала, что нужна не только как «картинка», но как человек.
Уставала до изнеможения. Вечером, когда Лёва засыпал, Катя садилась у окна, пила чай с дешёвым печеньем и думала, как же сильно всё изменилось. Она — та, что ходила в дорогие салоны, спорила о брендах, знала, в каком бутике скидки. Теперь — читала книги по детской психологии, стирала на руках, мечтала о микроволновке.
И при этом впервые за долгое время чувствовала себя настоящей.
Аня однажды наткнулась на Катю случайно — в супермаркете. Катя стояла у стойки с просроченными товарами, выбирала йогурты по акции. Волосы собраны в пучок, глаза усталые. Рядом — Лёва, постаревший, посерьёзневший.
— Катя? — робко позвала Аня.
Та обернулась. Молчала секунду. Потом кивнула:
— Привет.
— Как ты?..
Катя пожала плечами:
— Живём.
— Может, поможем вам?.. — начала Аня, не зная, как правильно.
— Не надо. Я сама.
Они постояли в тишине. Потом Лёва потянул Катю за руку:
— Мам, я устал.
И они ушли.
Аня ещё долго стояла, глядя им вслед.
Тем вечером она рассказала всё Олегу. Про Диму, про ложь, про своё предательство, про чувство вины. Про то, как всё это съедает изнутри.
— Прости, — сказала она. — Я была соучастницей. Я подыгрывала, когда нужно было говорить правду.
Олег молчал. Потом сказал:
— Спасибо, что сказала.
Аня подняла глаза:
— И что теперь?
— А теперь… — он вздохнул. — Давай просто жить честно.
Прошло несколько месяцев.
Катя получала диплом о повышении квалификации. Аня вела курс «Мама и малыш» в своём районе. Дима снимал жильё, откладывал деньги на алименты. Все они были уже другими. Стали взрослее, жёстче, но и — честнее.
