Дочь миллиардера притворилась заикающейся уборщицей

Дочь миллиардера притворилась заикающейся уборщицей, чтобы раскрыть тайны своего мужа

Лидия и её подруга Ксения расположились в стильном кафе, где воздух был пропитан ароматами ванили и свежеобжаренного кофе. За стеклом мерцал вечерний май, а внутри царила лёгкая, почти праздничная атмосфера. Но как всегда, их беседа быстро перешла в ожесточённый спор.

Ксения, размахивая руками, негодовала:
— Лидочка, ты в своём уме? У тебя отец — бизнес-гигант, у него под контролем чуть ли не половина страны, а ты наряжаешься так, будто сбежала с кафедры библиотековедения! Где твои драгоценности, где кутюрные сумки? Ты могла бы купаться в роскоши, а вместо этого прячешься, как мышка! Это он тебя так подавляет?

Лидия лишь спокойно усмехнулась, привыкшая к напору подруги:
— Ксю, опять ты за своё. Папа хочет, чтобы я сама чего-то добилась. Ему важно, чтобы я шла своим путём. Он не диктатор — он просто заботится. И я не хочу его разочаровать.

— Да ты просто наивная до невозможности! — фыркнула Ксения. — Тебе скучнее школьного справочника. Может, хоть в клуб сходим в выходные? Там диджей из Европы, будет жарко! Ну, Лида, не упирайся, я ж без тебя зачахну.

Лидия сдалась, хоть и неохотно:
— Ладно, пойду. Но ненадолго — у меня проект по учёбе висит.

— Снова твоя учёба! Ты безнадёжна! — весело заметила Ксения, шутливо толкнув подругу, и тут же умчалась на свидание с очередным «обеспеченным» кавалером, оставив Лидию в одиночестве.

Мать Лидии, Елена, умерла во время родов. Девочка знала её только по пожелтевшим снимкам и рассказам отца. Виктор Павлович Рябинин, её отец, был легендарным предпринимателем — основатель сети ювелирных магазинов и текстильных предприятий. С Еленой он познакомился ещё студентом. Она была его единственной любовью — девушка с искрящимися глазами и заразительным смехом, будто звенящим хрусталём.

Они начинали с нуля: жили в крошечной комнате в общежитии, делили скромные обеды и мечтали о светлом будущем. Первые заработанные деньги они отметили бутылкой лимонада и пирожками из ближайшей столовки. Вместе они шили, продавали, не спали ночами, пока их маленькое дело не выросло в империю. Елена была его вдохновением, его душой.

Когда она забеременела, Виктор был на седьмом небе от счастья. Но роды обернулись трагедией: внезапный тромб унёс её жизнь. Виктор потерял почву под ногами. Он винил всех — медиков, судьбу, даже крохотную Лидию. Но однажды ему приснилась Елена — стояла в их старом общежитии, в знакомом сарафане, и строго сказала:
— Витя, ты что творишь? Забери дочку. Это твоя кровь. Не смей её бросать.

На следующий день, словно пробудившись, он поехал в приют и забрал дочь. Увидев её маленькое личико, Виктор понял: она — его смысл жизни. С тех пор всё, что он делал, было ради неё.

Пока он строил карьеру, Лидию воспитывала бабушка по материнской линии. Но когда девочке исполнилось девять лет, бабушки не стало. Потеря стала сильным ударом, и Виктор стал для дочери всем: и отцом, и другом, и наставником. Он учил её честности, трудолюбию и не гоняться за блеском.

— Деньги — это всего лишь средство, Лида, — повторял он. — Главное — оставаться человеком.

Лидия росла умной и творческой. Поступив в престижный университет на факультет дизайна, она грезила созданием собственных коллекций одежды. Её студенческие работы уже получали призы, но она избегала шумихи и светской суеты, предпочитая скромность.

В отличие от неё, Ксения стремилась жить на полную катушку. Мать Ксении с юности внушала дочери:
— Хватай то, что сверкает. Мужчина должен обеспечивать, а ты — блистать.

Ксения так и жила — меняя наряды и ухажёров с лёгкостью и азартом. Подшучивая над Лидией, она нередко язвила:
— Да ты монашка! Сделай наконец макияж, подстриги косу — станешь похожа на женщину!

Лидия лишь отмахивалась:
— Я не хочу, чтобы меня любили за деньги отца. Мне нужен человек, который полюбит меня настоящую.

Но втайне она мечтала о настоящем, искреннем чувстве. О человеке, который увидит в ней не наследницу, а личность.

Однажды, собираясь с Ксенией в ночной клуб, Лидия решила её удивить. Она выбрала ярко-красное платье, распустила волосы и сделала выразительный макияж. Когда Виктор увидел дочь в таком образе, его лицо омрачилось:
— Лида, что за балаган? Это не ты. Переоденься, не позорься.

Но она впервые осмелилась возразить:
— Папа, я иду на вечеринку, а не в библиотеку. Я тоже хочу быть красивой, как все. Я скоро вернусь.

Она поцеловала отца в щёку и выбежала за дверь, оставив его в полном замешательстве.

Ночной клуб пульсировал огнями и громкой музыкой. Внутри витала атмосфера беззаботности и притворного счастья. Лидия ступила на порог, как в иную реальность: зеркальные стены, дым-машины, неоновый свет, шум голосов. Ксения тут же подскочила к ней и, оглядев с ног до головы, взвизгнула:

— Лидочка! Ты что, всерьёз? Боже, ты шикарна! Смотри, мужчины уже оборачиваются!

Лидия слегка улыбнулась, но в душе чувствовала неловкость. Её образ будто не принадлежал ей — словно она надела чужую кожу. Но было уже поздно пятиться назад. Она глубоко вдохнула и пошла

В ту ночь Лидия — или Варя, как теперь её называли — не могла уснуть. Она сидела на узкой кровати в своей съёмной комнате, окружённая звуками чужих жизней: кашля соседки, капающей воды, далёкого телевизора за стенкой. В руке она сжимала блокнот, где вела записи наблюдений, как если бы вела расследование. Но теперь страницы казались ей бессмысленными. Вместо ответов появлялись новые вопросы.

Кем была та женщина? Что связывало её с Артёмом? И действительно ли он имел чувства к Лидии, или всё это было хорошо разыгранным спектаклем?

На следующий день Лидия пришла в студию раньше обычного. В холле было пусто, и только уборщица в своём сером халате отражалась в зеркальной панели у лифта. Она вздохнула и направилась в кабинет, где обычно работал Артём. Он уже был там — задумчиво смотрел на экран, щёлкая пальцами по клавиатуре. Весь в работе, как всегда.

Она вошла тихо, взяла ведро и швабру, начала мыть пол. Он заметил её и мягко произнёс:

— Варя, вы всегда приходите первой. Спасибо вам.

Она кивнула, опуская глаза, но всё же осмелилась спросить:

— А-а-артём… М-можно с-с-спросить?

Он оторвался от экрана и улыбнулся:

— Конечно. Что вас интересует?

— А-а-а… Вы л-л-любили ког-кого-нибудь п-п-правдиво?

Вопрос прозвучал как камень в воду. Его лицо изменилось — он стал серьёзным, даже печальным. Он ответил не сразу:

— Да. Очень. Но… у нас всё сложно. Она не такая, как все. Особенная. А я… сам не знаю, кто я рядом с ней. Иногда мне кажется, что я просто не достоин.

Он не смотрел на неё, но она увидела, как напряглись его руки.

Лидия хотела сказать: «Это я». Хотела сбросить маску, сорвать халат, признаться во всём. Но в этот момент за дверью послышались шаги.

В комнату вошла Вероника Мельникова.

— Артём, у тебя минута? — спросила она и только затем заметила Лидию. Бросила быстрый взгляд, полный снисхождения, и отвернулась.

Артём кивнул:

— Да, конечно. Варя, спасибо, вы можете идти.

Лидия поспешно вышла, сердце колотилось. Она прижалась спиной к стене в коридоре и, затаив дыхание, слушала.

Вероника говорила тихо, но её голос сквозь дверь был слышен:

— Я предупреждала: держись подальше. Если она узнает, кто ты, всё рухнет. Тебе не хватит никаких чувств, чтобы оправдаться.

— Я не хочу её терять, — напряжённо ответил Артём. — Я уже был на дне. Я поднимался сам. Без её отца. Без чужой помощи. Я заслужил право на своё счастье.

— Её отец не простит, — отчеканила Вероника. — У него своя правда. И ты в его глазах — всего лишь сын человека, из-за которого погибла Елена.

У Лидии потемнело в глазах.

Что?

Сын… кого?

Она еле добралась до туалета, закрыла за собой дверь и села на пол. Дышать стало трудно. Воспоминания мелькали, как вспышки: рассказы отца о смерти матери, его ненависть к медперсоналу, страх перед повторением трагедии. Он никогда не говорил имён. Но теперь всё стало на свои места.

Артём — сын врача?

Того самого?

Её отец, Виктор Рябинин, долгие годы считал, что акушер, принявший роды, допустил роковую ошибку. Судиться не стал — слишком велико было горе. Но ненависть к врачу жила в нём всегда. А теперь его дочь влюбилась в сына этого человека?

Судьба, как изощрённый драматург, свела их. Дочь погибшей — и сын того, кого обвиняли. А они ничего не знали. Почти ничего.

Лидия прятала лицо в ладонях, понимая, что теперь она в тупике. Сказать отцу — значит уничтожить то, что у неё только зародилось. Промолчать — значит предать доверие, на котором была воспитана.

Но была и третья дорога. Дорога правды. Она могла сбросить маску, раскрыться. И посмотреть в глаза Артёму, как есть. Без халата. Без заикания. Без псевдонима.

На следующий день она пришла в студию в своём настоящем виде: в строгом платье, с убранными волосами и твёрдым взглядом. Вошла в кабинет Артёма, не постучав.

Он поднял глаза — и застыл.

— Лида?.. — прошептал он. — Ты?..

— Да. Я. Не Варя, не уборщица. Дочь Виктора Рябинина. Та, кто влюбилась в тебя и хотела узнать правду. А теперь знает.

Он встал, но не подошёл. Его голос дрожал:

— Ты всё это время… следила за мной?

— Нет, — сказала она, — я искала истину. И нашла больше, чем хотела. Скажи мне сам: это правда? Твой отец… тот врач?

Он закрыл глаза.

— Да. Он. Его звали Павел Григорьевич. После гибели твоей матери он ушёл из профессии. Он винил себя. Хотя доказательств ошибки не было. Он спился. Умер, когда мне было пятнадцать. И всю жизнь я рос с мыслью, что должен быть лучше него. Честнее. Чище.

Лидия шагнула вперёд. В её глазах больше не было гнева — только горькая нежность:

— Я не знаю, смогу ли простить. Но знаю одно: ты не виноват. И я… всё ещё люблю тебя.

Артём подошёл, коснулся её лица. Её слёзы смешались с его. Они стояли посреди офиса, словно двое детей, нашедших друг друга в тумане взрослых ошибок.

Тем вечером Лидия позвонила отцу.

— Пап, мне нужно с тобой поговорить. Одна правда… изменила всё.

И она поехала домой, готовая впервые за долгое время сказать отцу не просто правду — а свою взрослую правду. О любви, о выборе, о прощении.