Собирая землянику в ельнике, девушка неожиданно наткнулась на беглого уголовника… То, что произошло потом, навсегда изменило её жизнь.
Собирая землянику в ельнике, девушка неожиданно наткнулась на беглого уголовника… То, что произошло потом, навсегда изменило её жизнь.
—
Каждую ночь, засыпая в стенах детского дома, Аня видела один и тот же сон. Ей сообщали, что мама пришла за ней и ждёт внизу. С замиранием сердца девочка спускалась по лестнице, ловя взглядом женскую фигуру, стоявшую к ней спиной. Та медленно оборачивалась… но черты лица скрывались в плотном тумане. Аня просыпалась в холодном поту.
На самом деле она никогда не знала свою мать. С младенчества её воспитывали в детском доме. Образ матери Аня часто пыталась оживить на бумаге — рисовала, воображая, какой могла бы быть эта незнакомка.
С детьми ей было трудно. Над ней смеялись — за рыжие кудри, веснушки, невысокий рост. Уже в восемь лет она подумывала о побеге, но единственный человек, удерживавший её, была Нина Александровна — воспитательница с поистине золотым сердцем.
Эта женщина умела находить подход даже к самым «колючим» детям — тем, кто прятал свою боль за злобой и замкнутостью. После гибели собственной дочери, немного старше Ани, она особенно привязалась к девочке, будто и правда стала ей матерью.
Шли годы, и вот Аня — уже взрослая девушка с выразительными зелёными глазами и яркими рыжими волосами — должна была покинуть детский дом. В её взгляде пряталась грусть, но внутри жила решимость.
На прощание Нина Александровна обняла её крепко и прошептала:
— В добрый путь, Анечка. Ты как родная мне. Верю: ты справишься. Главное — не бойся жить.
— Я тоже вас люблю… Буду обязательно навещать, — пообещала Аня, не зная, насколько сложно окажется сдержать это обещание.
Вместо обещанной квартиры в городе ей выделили старый дом на краю глухой деревни Верещагино, в сотне километров от детского дома. Как оказалось, её жильё давно «ушло» к родственнику местного чиновника. Спорить Аня не стала.
Скрипнула покосившаяся калитка. Дом оказался старым, но крепким. Внутри — мрак и пыль: старая кровать, раковина, облезлые обои. Всё чужое, забытое. Но Аня стиснула зубы.
«Ничего, справлюсь. Потихоньку всё устрою.»
Рядом оказался колодец — уже плюс. На оставшиеся деньги она купила постельное бельё и отправилась узнавать, где можно устроиться на работу.
Когда она подошла к центру деревни, её шаги замедлились. Здесь всё было по-другому. Детдом остался в прошлом. Взрослая жизнь начиналась с чистого листа.
Именно тогда, на узкой тропинке у магазина, она впервые увидела его……Мужчину, неприметного, сутулого, в поношенной куртке. Он стоял у витрины и будто чего-то ждал. Их взгляды встретились на короткий миг — глаза у него были тёмные, глубокие, с каким-то почти животным напряжением. Аня инстинктивно отвела взгляд и ускорила шаг, но внутренний холод — не от осеннего ветра, а от чего-то неясного — остался с ней.
Позже в тот же день, собирая землянику в ельнике, Аня услышала хруст ветки. Она обернулась и замерла: перед ней стоял тот самый мужчина. Грязное лицо, заросшая щетина, рваная одежда. Он поднял руки — не угрожающе, скорее умоляюще.
— Не бойся. Мне… только воды. И… не выдавай, — прохрипел он.
Её сердце колотилось, но она не закричала. Вид у него был скорее жалкий, чем опасный. Он шатался от усталости и голода. Что-то в его взгляде говорило: он на пределе. Аня вспомнила, как сама дрожала, оказавшись одна в чужом доме, и сделала невозможное: кивнула.
— Там, за поворотом — колодец. Я принесу тебе хлеб.
С того дня он начал появляться время от времени — ночью, у сарая. Она оставляла ему еду, бинты, старые одеяла. Он никогда не входил в дом. Не говорил своего имени. Лишь однажды обронил:
— Меня посадили за то, чего я не делал. Поверишь — глупо. Не поверишь — ещё глупее.
Она не спрашивала больше.
Между ними возникло странное молчаливое соглашение: не задавать вопросов. Но однажды, после сильного ливня, он не пришёл за едой. И не на следующий день. На третий Аня пошла его искать — и нашла без сознания в той же ельнике, с лихорадкой.
Она принесла его домой, несмотря на страх. Ухаживала молча, меняла компрессы, как когда-то Нина Александровна делала для неё. Когда он открыл глаза, впервые за всё время улыбнулся.
— Спасибо, — только и сказал.
Прошла неделя. Он понемногу начал говорить. Звали его Степан. Был когда-то водителем, семьянин. Обвинение — убийство, которое он не совершал. Сбежал из колонии строгого режима. «Не хотел умирать там как собака. Лучше вот так — в лесу.»
Аня слушала — не потому что верила сразу, а потому что в его голосе не было злобы. Было только одиночество.
Осень сменялась зимой. В доме пахло дровами и свежим хлебом. Аня больше не была одна — не в романтическом смысле, а в человеческом. В Степане она видела человека, который, как и она, оказался выброшенным за борт.
Когда в деревню приехала полиция — кто-то всё же донёс — Аня не колебалась. Она открыла дверь, встав между ним и участковым.
— Он не преступник. Он человек. Он спас меня от самой себя.
Позже в протоколе участковый написал, что задержание прошло без сопротивления. Что подозреваемый сдался добровольно. Что местная жительница оказывала первую помощь человеку, нуждавшемуся в ней.
Следствие длилось долго. И всё-таки нашёлся свидетель, спустя годы решивший рассказать правду. Степана оправдали. Он вернулся — уже не беглец.
И вернулся не просто к Ане — он вернулся к жизни. К будущему.
—
Много лет спустя в той самой деревне дети играют у обновлённого дома. Женщина с медными волосами выходит на крыльцо, вглядывается в лес. Мужчина выходит за ней, обнимает за плечи. У них двое приёмных детей, огород, пёс и тёплая печка.
Они редко говорят о прошлом. Но каждый знает: однажды, среди ельника и дикого страха, их встретила судьба. И всё изменилось. Навсегда.