— Собери свои вещи и убирайся из моей квартиры! — Лариса уже не кричала, а говорила холодно и твердо.
— Собери свои вещи и убирайся из моей квартиры! — Лариса уже не кричала, а говорила холодно и твердо.
— Ты с ума сошла? — Никита растерялся. — Что я опять сделал?
— Может, хоть раз проявишь уважение к матери своей дочери? — срываясь, проговорила Лариса.
— Я просто сижу и никого не трогаю, — пожал он плечами.
— А бумажки от твоих конфет сами по дому расползаются? — её голос дрожал от злости. — Или это тоже “само”?
— Сквозняк, наверное, — пробормотал он.
— Никита, если бы ты не разбрасывал, нечему было бы разлетаться! — Лариса почти кричала. — Это ведь не первый раз!
— Так убери, если мешает, — с видом обиженного подростка буркнул он, не отрываясь от телефона. — Мне-то не мешает.
— Конечно! Тебе вообще ничего не мешает! Мы с дочкой мешаем — отрываем от размышлений о высоком!
— Перестань орать, убери — и всё, делов-то, — отмахнулся он.
— Если бы ты не мусорил, мне и орать не пришлось бы! Я тоже устаю, между прочим!
— Сидя дома? — ухмыльнулся он. — От безделья, видимо.
— Серьёзно? — Лариса замерла. — Соне всего год!
— И что? Детский сад, ясли — найди, куда сдать. И иди работай! А не на мне срывайся.
— Нет слов, — тихо произнесла Лариса. — Просто нет слов…
Никита в это время разворачивал очередную конфету, с шумом засунул её в рот и бросил обёртку на пол — к остальным.
— Вот тебе и работа. А то без дела совсем заскучала, наверное.
Эта сцена была последней каплей.
—
Когда-то всё было иначе. В начале отношений недостатки не замечались, сглаживались. Всё было ново, романтично, казалось — навсегда.
Но жизнь в браке раскрывает неожиданные стороны. Особенно когда в доме появляется ребёнок…
—
— Никита, ты что, на кухне ураган устроил? — возмутилась Лариса, укачивая Соню.
— Просто чай попил, — буркнул он, копаясь в холодильнике.
— Пакет с обедом на верхней полке. Вечером ещё положила, как всегда.
Он вытащил нужное, случайно сбив пакет со сметаной. Тот расплющился на полу.
— Можно аккуратней? — вздохнула Лариса.
— Потом уберешь, мне на работу.
— Конечно, как всегда… Насвинячил — и в освояси!
— Да нормально тут всё! — пробурчал он.
— Что тут нормального? Крошки по столу, сахар рассыпан, чашка липкая! Ты с Паркинсоном чай пьёшь?
— Сам всё рассыпался…
— Куплю тебе рафинад! — Лариса пыталась шутить, но голос срывался. — А крошки — смахнуть трудно?
Он смахнул их со стола на пол.
— Вот. Чисто.
— Никита! — сдерживая себя, процедила Лариса. — Веник. И подмёл!
— Некогда. Работа!
Он выскочил, оставив дверь шкафа открытой. Лариса в неё врезалась.
— Ох ты ж… — пробормотала она. — Ну ничего, доченька, сейчас всё уберём, а потом дел будет — не соскучимся!
Соня тянула ручки к маме.
— Ты маму любишь, а папа… Папа просто не понимает. Или не хочет.
—
— Мне кажется, он нарочно! — жаловалась Лариса подруге. — Ну невозможно столько бардака за такое короткое время!
— Мужчины уверены, что они особенные, — флегматично ответила Света.
— Тогда почему в быту они такие… никакие?
— Раньше не замечала?
— Нет. Мы съехались через полгода, всё было иначе. А теперь…
— Может, ты просто устала? Или внимания стало больше обращать?
— Спасибо за поддержку! Значит, сама виновата? А он — просто “гениален”?
— Не накручивай себя. У вас семья, ребёнок. Глазки прикрой — и делай, что делает хорошая жена!
— Ты уверена, что на моей стороне?
—
— Никита! Ты куда с сухариками в кровать?! — Лариса потеряла терпение. — Крошки же!
— Перестелешь потом. Врачи, говорят, полезно перед сном простыни менять.
— А пол кто подметёт?
— Загоню крошки под кровать — и когда ты будешь убираться, всё вместе соберёшь.
Слова его были красноречивы. Не “мы”, а “ты”.
Лариса всё убрала. Но в душе крепло чувство отчаяния.
—
— На Никиту жалуешься? — нахмурилась свекровь. — Хороший он парень. Не приучили просто…
— Элементарные вещи! — вскипела Лариса. — Убрал за собой — и всё! Не космос покорять!
— Ты дома сидишь — вот и следи. Муж работает, деньги приносит.
— Я не просто сижу. Консультации даю, деньги получаю — побольше его выходит.
— Так он тебе ещё и не отец, может? — скривилась Валерия Аркадьевна.
— Пожалуйста, выходите. И если хоть намекнёте сыну на это — будет тест. И публичный позор, и вам, и Никите!
—
Свекровь ушла. Лариса успокоила Соню. Навела порядок. Но внутри было холодно. Гнилое, чёрное подозрение: а вдруг Никита действительно сомневается? Может, потому и к ребёнку относится как к чужому?
Он никогда не вставал ночью, не купал, от подгузников шарахался. А последний эпизод был показателен.
— Ты что купил? — Лариса уставилась на синтетические простыни.
— Простыни. По твоим размерам. Пять штук. Всё!
— Это синтетика! Я просила натуральные!
— Натуральные в пять раз дороже. А она маленькая — не поймёт. Зато я конфет купил!
— Мне нельзя. И Соне — тем более!
— Ну и ладно. Больше мне достанется!
Обувь — посреди коридора. Снова.
И тогда всё внутри у Ларисы оборвалось.
— Поднял себя с дивана, собрал вещи — и вон отсюда! — её голос гремел.
— Ты серьёзно?
— Более чем. Если я когда-нибудь захочу жить в хлеву — заведу свиней. А не тебя!
— Из-за кухни, что ли?
— Из-за всего! Из-за грязи, лени, неуважения! Из-за того, что ты не муж и не отец, а обуза!
— Прости…
— Поздно. Я больше не могу. Терпелка сломалась. Это решение окончательное.