Ночные тайны Галины

Ночные тайны Галины

Галина спешила домой. На работе — завал, а тут ещё свекровь приезжает. Она знала: Полина Сергеевна не упустит шанса покритиковать.

Возле дома уже стояла знакомая машина. Галина вздохнула. Конечно. Приехала пораньше — чтобы застать с поличным.

Галина с опаской открыла дверь — но в доме было чисто, и в воздухе витал вкусный запах выпечки. Как всегда, Полина Сергеевна всё взяла в свои руки. И не замедлила напомнить об этом:

— У тебя в холодильнике тухлятина. Хорошо, что я привезла свои продукты. И купи уже корзину для белья в ванную — там как в прачечной!

Галина молчала. А потом, когда запах подгоревшего стал явным, спокойно сказала:

— Кажется, у вас в духовке что-то горит.

Через несколько минут пришёл Роман. Мать бросилась к нему, обняла, расцеловала и сразу принялась расспрашивать. На Галину при этом поглядывала многозначительно — вот, мол, как должна вести себя настоящая жена.

Пока Галина накрывала на стол, за спиной послышалось:

— Твоя жена — лентяйка. Ни к моему приезду не убралась, ни ужин не приготовила. Хорошо, что я раньше приехала.

Галина промолчала. Дом всегда был в порядке. Холодильник — полный. Роман ни разу не жаловался.

Но за ужином Полина Сергеевна вонзила острее:

— И скажите мне, это что за семья без детей? Ты, случайно, не бесплодна, Галина? Признайся!

Роман чуть не поперхнулся:

— Мама! Что за бред ты несёшь! — резко оборвал он её.

— Мы пока не готовы, — спокойно ответила Галина.

— А мы с Глебом Анатольевичем зачали в первую же брачную ночь, — с гордостью заявила свекровь. — А у вас уже два года…

Она не уставала повторять: её сын женился не на той. Ни хозяйка, ни мать. Вот дочка подруги — вот это было бы идеально!

Роман понимал, откуда это. Отец умер рано, мать воспитывала его одна — отсюда и одержимость. Но теперь у него своя семья. И Полина Сергеевна отказывалась это признавать.

На этот раз она решила остаться на неделю. «Уладить кое-какие вопросы», как она выразилась. Неделя показалась Галине адом. Стресс на работе, давление дома… И даже уставшая, она молчала. А чем больше молчала, тем сильнее свекровь наглела.

Однажды вечером Полина Сергеевна позвала сына:

— Знаешь, что твоя жена по ночам куда-то уходит, пока ты спишь?

Роман нахмурился:

— Что?

— Я проснулась — а её нет. Час бродила где-то. Вернулась — тихо, как вор. И это не в первый раз. Присмотрись к ней…

Он не хотел верить. Но на следующую ночь дождался, когда она встанет, и пошёл за ней.

Она шла босиком, как во сне, по тропинке сквозь лес. Через полчаса остановилась на поляне, сняла свитер, встала на колени… и вдруг послышался тихий плач.

Перед ней — младенец, лежащий на траве.

Галина аккуратно взяла его на руки, прижала к себе, тихо убаюкивая. Из кустов вышла пожилая женщина. Галина передала ей ребёнка, ничего не говоря, и ушла, не обернувшись.

Роман остался стоять, не в силах пошевелиться.

Наутро он спросил:

— Этот ребёнок… кто он?

Галина долго молчала. Потом, почти шёпотом:

— Девочка. Брошенная у ворот детдома. Я… я не смогла забыть. Помогаю ей втайне. Пока не смогу её удочерить.

В тот же день Полина Сергеевна молча собрала вещи. Без скандала. Без прощаний.

А Роман впервые по-настоящему увидел свою жену.

С той ночи он изменился. Что-то в нём сдвинулось. То, что он принимал за холодность и отстранённость, оказалось тишиной, за которой скрывалась тяжесть. Он думал, что защищает Галину от матери, от уколов и нападок — не догадываясь, что Галина защищает хрупкую жизнь в тени.

На следующий вечер он вернулся пораньше. Галина на кухне пекла медовик. Так она делала, когда в голове было слишком много мыслей.

— Ты сегодня пойдёшь к ней? — тихо спросил он.

Галина подняла глаза, удивлённо:

— Не собиралась… Почему?

— Потому что я хочу пойти с тобой.

Она долго смотрела на него. Будто пыталась понять — не осудит ли, не обманет ли. Потом медленно кивнула.

С наступлением ночи они пошли по той же тропинке через лес. При свете луны Роман держал жену за руку, как когда-то в начале. На поляне их уже ждала пожилая женщина с ребёнком на руках. Малышка, месяцев трёх, укутанная в вязаный плед.

— Её зовут Вера, — прошептала Галина. — Я выбрала. Это значит «вера».

Роман присел рядом. У девочки были большие тёмные глаза и серьёзный, почти взрослый взгляд. Она смотрела прямо, будто всё понимала.

— А эта женщина? — спросил он, кивнув на старушку.

— Она работает в деревенской яслях, тайно. Сообщает мне, если дела зависают или от ребёнка отказались. У этой нет ни имени, ни семьи.

Наступила тишина. Только ветер в ветвях и лёгкое дыхание Веры.

— Мы её заберём, — прошептал Роман. — Официально. Если нужно — будем бороться. Но ты больше не одна.

Галина закрыла глаза. Впервые за долгое время она почувствовала, что узел в груди начал распускаться.

Через два месяца пара подала документы на усыновление. Процедура была долгой и сложной. Нужно было доказать стабильность, благонадёжность, мотивацию. Возвращение свекрови не облегчило дело — она не скрывала возмущения:

— Усыновить брошенного ребёнка? А если она больна? А если наследственность? Вы хоть понимаете, что делаете?

Но в этот раз Роман не опустил взгляд:

— Да, мама. Я точно знаю, что делаю.

Галина же не сказала ни слова. Ей больше не нужно было оправдываться. Она знала, что носит в сердце.

А вечером, когда город засыпал под снегом, а Вера наконец спала в настоящей кроватке, в настоящем доме, Полина Сергеевна подошла к ней молча.

Она долго смотрела на ребёнка. Потом хрипло прошептала:

— У неё твой взгляд, Рома. Как у тебя в детстве.

Галина почувствовала, как к глазам подступают слёзы. Это не было признанием. Ни благословением. Но это было начало.

Пришёл весна. Дом будто преобразился. Стал светлее. Живее. Вера росла, а с ней — и новая близость между Романом и Галиной. Даже Полина Сергеевна временами смягчалась перед ребёнком.

Но однажды всё пошатнулось.

Галина вернулась с рынка и нашла письмо под дверью. Белый конверт. Без имени. Внутри — несколько строк нервным почерком:

> «Я знаю, где моя дочь. Я приду за ней. Она принадлежит мне.»

Сердце Галины замерло. Она перечитывала и не понимала — как? почему сейчас?

В тот вечер она ничего не сказала Роману. Пока нет. Сначала нужно было всё узнать. Утром она поехала в ясли, где работала старушка. Та уже ждала, будто знала.

— Она вернулась, — прошептала женщина. — Мать. Молодая. Потерянная. Хочет вернуть ребёнка.

— Но она же бросила её, — голос Галины был белый. — У ворот. Без имени. Без записки…

— Да. Но закон на её стороне. Если докажет, что изменилась, не пьёт, стабильна, может дать дом…

Галина закрыла глаза. Мир рушился.

Роман реагировал спокойно, но Галина видела — он боится.

— Мы не отдадим её вот так. Она наша дочь, Галя. По сердцу, по жестам, по каждому твоему взгляду. Закон — суров. Но мы будем бороться.

Они наняли адвоката. Подготовили документы. Свидетельства, фото, медицинские справки. Даже Полина Сергеевна — вопреки ожиданиям — пришла в суд и заявила:

— Я была против. Но теперь… эта девочка — наша. По сердцу, не по крови. А это, бывает, сильнее.

Но всё оставалось зыбким.

На заседании появилась биологическая мать. Молодая девушка, едва совершеннолетняя. Собранные волосы, взгляд — в пол. Рассказала: её били, использовали, она сбежала. Оставила дочь, думая, что так спасает её. А теперь хочет всё исправить.

В зале повисла тишина.

Судья сказала:

— А если попробовать другой путь?

Предложение было неожиданным: временная совместная опека. Наблюдательный период. Чтобы не вырывать ребёнка сразу, но и дать шанс биологической матери.

Галина вскочила, чтобы возразить. Но Роман мягко взял её за руку:

— Дослушай.

Так началось странное лето. Каждую неделю девушка приходила. Играла с Верой, смотрела. Сначала малышка кричала при её приближении. Потом — просто терпела. Без радости.

Галина мучилась. Но в глазах этой неловкой, но искренней девушки была такая боль, что постепенно гнев сменился жалостью.

И однажды, когда Галина подала ей девочку на руки, та прошептала:

— Она не узнаёт меня. Зовёт мамой — тебя. Ищет — тебя. Смеётся — с тобой, не со мной.

Галина хотела что-то сказать. Но та посмотрела прямо в глаза:

— Я подпишу. Официально. Она — ваша. Только… пусть знает когда-нибудь, что я любила её. Достаточно, чтобы отпустить.

Потом она развернулась — и ушла. Навсегда.

—

Эпилог. Вера — двадцать лет спустя

Был зимний вечер. Такой же холодный ветер, как в воспоминаниях Галины, гулял за окнами. Но теперь в доме было спокойно. Вера только что вернулась с университета. Последний курс психологии. Умная, решительная, чуткая.

Она сидела в гостиной с тетрадью на коленях.

— Это твой почерк, мама? — вдруг спросила она.

Галина подняла голову от камина. Сердце сжалось.

— Да… Я писала это для тебя. Когда ты была младенцем.

Вера молчала, потом тихо:

— Я знаю, что не родилась здесь. Что вошла в вашу жизнь иначе. Вы с папой были честны… но я чувствовала, что есть молчание.

Галина глубоко вдохнула:

— Это было молчание не от стыда. А от любви. Мы хотели дать тебе время. И дождаться, когда ты сама спросишь.

—

Если нужно — я могу оформить это как документ или создать сокращённую версию.