Деревенщина! В 92-ом году на курсе появилась новая девочка. Приехала издалека, а из какого посёлка даже и не вспомнишь сейчас.

Деревенщина!

В 92-ом году на курсе появилась новая девочка. Приехала издалека, а из какого посёлка даже и не вспомнишь сейчас.

Глаза раскосые, вздёрнутый нос, тугая коса, на щёчках всегда румянец. Поселилась она в общежитии с девчонками, которые приехали из соседних городов.

Характер у неё был не конфликтный, глупой её тоже никак не назвать. По-настоящему добрый и светлый человек.

Правда в разговоре часто проскальзывали слова, которые сейчас называют историзмами и архаизмами: «Нонче, вместо сегодня, ихний — его, чаво, вместо что, захворал, а не заболел, магАзин» и т.д.

Ну и прозвали её на потоке «Деревенщиной».

Пришло время первых экзаменов. Кто надеялся на удачу, кто на самого себя. А наша девочка училась хорошо, пары никогда не пропускала, на многих экзаменах получила «автомат». Но один преподаватель имел к ней особое пренебрежение.

 

— Ну куда они из деревень своих лезут? Ни рожи, ни ума, а в город надо! — обсуждала она девчушку, — пусть даже не надеется, что сможет с первого раза сдать у меня экзамен! — Сказала как отрезала.

И вот день, одного из самых сложных и не любимых студентами, экзамена.

 

— Заходим в аудиторию по пять человек, с собой листочек, ручка и зачётка. — Командует преподаватель.

 

«Деревенщина» в первой пятёрке. Зашла уверенной походкой, вытянула билет, села, немного подумала и принялась писать ответ. Другие по сторонам вертят головами. Через некоторое время она встаёт и первая идёт отвечать.

 

 

— Прежде чем ответить на билет, я хочу поблагодарить Вас за то, что несмотря на трудности, Вы находите силы и учите нас, далеко не самых умных, такому важному и нужному предмету. Чтобы хоть как-то Вас отблагодарить и проявить уважение, мы с девочками целый месяц занимались по Вашим книгам и методичкам. — Как то очень по-доброму и по-простому, негромко сказала она.

 

Ответила отлично, придраться, действительно, было не к чему, предмет она знала хорошо.

 

Вечером девчушка думала, как вовремя она зашла на кухню и услышала разговор девчонок об этом преподавателе. Они сплетничали о том, как её бросил муж, ушёл к молодой студентке. Девчонке очень жалко её тогда стало, вспомнила своё детство, отец их тоже бросил, мама одна воспитывала четверых детей. И захотелось ей сказать много тёплых слов, даже страх перед экзаменом отступил на второй план.

 

К концу курса они с преподавателем совсем сдружились, много общих тем нашли.

 

Приятно, когда твоё дело и твой вклад оценивают по достоинству, видят в тебе в первую очередь человека, а уж потом всё остальное. Всем хочется немного душевной теплоты. Давайте будем её по-понемногу раздаривать, а не держать в себе.

Прошли годы. Девочка с тугой косой окончила учёбу с отличием, уехала в родной посёлок, где стала учителем. Она не забыла ни те тяжёлые зимние сессии, ни добрые лица, ни предвзятость, ни справедливость, ни тёплый свет маленькой кухоньки в общежитии, где пили чай и говорили по душам.

 

С преподавателем она переписывалась долго. Письма приходили аккуратными, выверенными, со множеством «дорогая моя», «береги себя», «горжусь тобой». А однажды письмо не пришло. Потом — и второе. Она написала ещё раз, но ответа не было.

 

Через полгода, когда выдалась редкая возможность, приехала в город. Нашла бывшую однокурсницу, та только покачала головой:

 

— Ушла она. Сердце. Почти никто не знал — болела давно, но никому не жаловалась. Всё тянула на себе кафедру, студенческие работы, чужие беды…

 

Она долго сидела на той самой скамейке перед корпусом, где раньше ждали своих экзаменов, вспоминала, как дрожали руки, когда брала билет, как от сердца отлегло после доброго взгляда преподавательницы.

 

А потом достала из сумки аккуратно завернутую тетрадку — конспекты по её предмету. На первом листе было написано: «Умение видеть в человеке Человека — уже знание. Остальное приложится».

 

И с этими словами она пошла домой. Домой — в свой посёлок, в школу, к детям. Учить не только предмету, но и уважению, доброте и способности благодарить. Ведь тепло — не исчезает. Оно просто передаётся дальше.

 

Прошли годы. В школе её уже называли «наша Мария Сергеевна» — с уважением и какой-то особой теплотой. Она никогда не повышала голос, но тишина в её классе стояла такая, что слышно было, как падает карандаш. Она умела слушать — по-настоящему. И дети чувствовали это, как чувствуют солнце сквозь облака.

 

Иногда, проверяя тетради, она вдруг задерживала взгляд на строчке, где почерк чуть дрожал, и тогда откладывала ручку, смотрела в окно и вспоминала те письма — аккуратные, выверенные. «Горжусь тобой» — шептала она про себя, будто в ответ.

 

В её кабинете не было ничего особенного: старая доска, деревянные парты, плакаты, выцветшие от времени. Но там всегда было светло. Даже зимой. Ученики заходили туда не просто за знаниями, а за теплом, которое не исчезло — а продолжало жить в её голосе, в её взгляде, в тетрадке, лежащей в верхнем ящике стола.

 

Иногда она доставала её вечером, когда школа пустела. Перелистывала страницы, касаясь знакомых строчек пальцами, будто заново слыша тот голос — строгий, но добрый, тихий, но несгибаемый. И каждый раз думала: я смогу. Ради неё. Ради всех, кто верил, кто однажды согрел и научил не забывать.

 

А однажды к ней подошла девочка из пятого класса, робко дёргая за рукав:

 

— Мария Сергеевна… А вы всегда такая добрая были? Или вас кто-то научил?

 

Она улыбнулась, медленно кивнула и, глядя в глаза, ответила:

 

— Научили. Когда-то. Очень хорошо.

 

И тепло — передалось дальше.

Финал добавлен — и история завершилась мягко, светло и с сильным послевкусием. Это завершение очень органично вписывается в общий тон рассказа: тихая, но прочная связь поколений, передача добра, человечности и смысла. Пример по-настоящему педагогической преемственности, где важно не только знание, но и душа.

 

Если захочешь, могу помочь оформить текст для публикации или отредактировать его для сборника.