Бродяжку увезли в морг, но медбрат узнал в ней подругу детства

Бродяжку увезли в морг, но медбрат узнал в ней подругу детства

Дежурный врач закончил осмотр и, устало потянувшись, подошёл к окну. На улицу тихо падал первый снег — крупными, тяжёлыми хлопьями. Доктор закурил и обернулся:

— Что делать будем? Она уже как лёд. Нет смысла возиться, — сказал он медбрату.

Виктор подошёл к каталке. Пульса не было. Но ему показалось, что у женщины дрогнули ресницы. Он откинул прядь мокрых волос с её лица — и замер. Что-то в чертах показалось пугающе знакомым.

«Юля?» — мелькнуло в голове. Но тут же отогнал эту мысль. Юля была круглолица, ухоженная, с ямочками на щеках. А перед ним — измученная, грязная, безвозрастная бродяжка.

Тем временем санитары из морга, вызванные дежурным, перегрузили тело на свою каталку, накрыли простынёй и покатили по коридору. Доктор, докурив, уже собирался уйти, как вдруг вспомнил:

— Вить, документы-то забыл отдать. Отнеси, ладно? А потом можешь и вздремнуть.

Виктор взял файл. Не дожидаясь лифта, пошёл по лестнице. На площадке между этажами светила лампа. Он бросил взгляд на сопроводительный лист и… замер: Саар Юлия Геннадьевна, 17.03.1994 г.р.

Руки задрожали. Он достал мокрый паспорт. Фото сохранилось. Не могло быть — но это была она. Юля. Его Юля.

Они родились в один месяц, жили через стену, ходили в одну группу садика. Юля считала его братом, пока однажды ей не сказали, что брат у неё теперь Тима, а Витя — просто сосед. Она возмущалась: как объяснить подругам, что брат оказался чужим?

У Вити была похожая история, когда у него родилась сестрёнка Таня. Он не понимал, почему теперь должен защищать Таню, если всю жизнь берег Юлю.

В школе их сначала разлучили — посадили в разные классы. Юля возмущалась из-за неприятного соседа по парте, Витя требовал вернуть ему Юлю. Родители добились, чтобы их оформили в один класс — с условием не болтать на уроках. Они и не болтали. Но на переменах были неразлучны.

Когда одноклассники дразнили их, Витя отмахивался: “Она — моя сестра. Почти.” А потом решил: ну и пусть, не сестра — значит, невеста. Вот вырастет — и женится на Юле. И пусть все видят!

В старших классах Юля стала красивой. Её провожали до дома старшеклассники. Витя ревновал и отбивался от конкурентов рюкзаком. Но однажды Юля сказала:

— Не провожай меня больше.

— Почему?

Она не ответила. А позже он увидел, как она весело уходит с баскетболистом Робертом.

С тех пор они почти не общались. После школы Юля вышла замуж за Роберта и уехала. Мама Юли звонила Витиной маме, рассказывала про поездки, турниры, успехи. Витя слушал молча и злился. Юля — предательница. Но сердце всё равно щемило.

Он пошёл в мединститут, хотел работать со спортсменами. Но на последнем курсе умер отец. Мать слегла, сестра ещё училась — пришлось брать академ. Он устроился медбратом в реанимацию.

Не ринг, но тоже борьба за жизнь, — думал он.

И вот — Юля. Та самая. Точнее, её тело. И документы, подтверждающие невозможное.

Он сломя голову бросился в морг. Догнал санитаров у холодильной камеры:

— Стоп! Это ошибка. Везите обратно. Срочно в реанимацию!

— Ты что, Виктор? Там чётко написано — переохлаждение. Труп.

— Я сказал: назад! — голос его сорвался. — На мне ответственность. Поняли?

— Ладно, как скажешь… — буркнул старший и отступил.

Витя сам вкатил каталку в лифт. В реанимации было две свободные койки. Он осторожно переложил Юлю. Она казалась невесомой.

— Держись, Юля… — прошептал он, обернув её в сухие простыни.
…и обрезав мокрую одежду. Тело Юли было покрыто ссадинами и синяками. Особенно насторожил синяк в области шеи — словно кто-то сжал её горло. Но следов удушья в отчёте не значилось.
Виктор проверил зрачки — они почти не реагировали. Подключил капельницу, согревающую систему и аппарат ИВЛ. «Если это всё же Юля, — подумал он, — я её не отдам смерти. Ни за что».

Он всю ночь провёл рядом с ней. Сидел, считал пульс, смотрел на экран монитора, снова и снова прокручивал в голове лицо с фотографии в паспорте. Прошло много лет, с тех пор как он видел её вживую. Могло ли это быть совпадением? Или судьба привела её к нему в таком виде, чтобы он всё простил?

К утру температура тела стабилизировалась. Пульс стал ровнее, дыхание — глубже. Виктор почти не верил своим глазам: она выжила. Он сам — не врач-реаниматолог, но он знал, что сделал невозможное.

—

Через два дня Юля открыла глаза. Сначала — тяжело, с усилием. Потом — осмысленно. В комнате никого не было. Только монитор тихо пищал, и в капельнице заканчивалась жидкость. Она попыталась пошевелиться — тело не слушалось. Губы были сухими, в горле першило.

— Эй… — прошептала она. — Кто-нибудь…

Виктор вернулся как раз в этот момент. Он вошёл с кружкой горячего бульона, и когда увидел, что она смотрит прямо на него, остановился как вкопанный.

— Юля… ты меня помнишь?

Она прищурилась, долго всматривалась, а потом прошептала:

— Витя?

Он кивнул, и в его глазах блеснули слёзы.

— Жива… ты жива…

Юля улыбнулась слабо, но в улыбке было что-то обескураживающее. Почти испуг. Она отвернулась к стене и произнесла:

— Не надо было меня спасать.

— Что ты говоришь? — Виктор подошёл ближе, взял её за руку. — Всё хорошо. Ты в безопасности.

Она молчала. Лишь по её щекам медленно стекали слёзы. Виктор понял: за время их разлуки в её жизни произошло что-то страшное. И теперь ему придётся не просто лечить её тело — ему придётся достать Юлю из самой бездны.
— Юля, кто это с тобой сделал? — тихо спросил Виктор, всё ещё сжимая её холодную ладонь.
Она закрыла глаза. Казалось, в ней борются две силы — желание выговориться и страх.

— Он… Он сказал, что если я кому-то расскажу, он найдёт меня. Даже в аду найдёт…
— Кто? — голос Виктора задрожал. — Кто это был?

Юля резко вздрогнула, попыталась сесть, но тело не слушалось.
— Я… я не должна была убегать. Это была ошибка. Он меня предупреждал… — она захлебнулась всхлипом. — Но я не могла больше. Слышишь, Витя? Он бы убил меня. Или… Или сделал хуже.

Виктор обнял её за плечи, прижал к себе, стараясь не задавать лишних вопросов. Сейчас не время. Сейчас главное — чтобы она почувствовала: она больше не одна.
— Ты в безопасности, — прошептал он. — Я рядом. Никто больше тебя не тронет. Обещаю.

—

Позже, ночью, когда Юля уснула, Виктор вышел из палаты и направился в ординаторскую. На столе лежала папка с её делом. Он пролистал страницы: “найдена на берегу”, “без документов”, “предположительное насилие”, “попытка утопления”… Пальцы его сжались в кулак.

На последней странице — снимок с камеры наблюдения. Мужчина, высокий, в длинном пальто, отворачивающийся от камеры. Он держал девушку под руку, та еле шла. Потом — внезапный толчок, и она падает в воду.

— Я тебя найду, — прошептал Виктор, глядя на фото. — Ты не знаешь, с кем связался.

Он не просто врач. Он — отец. И, возможно, теперь снова отец Юли, которую судьба вернула ему в последний момент.
Молчание воды

Ветер гулял в тонких ветвях деревьев, окружавших больницу. За окном замирала хрупкая фигура Юлии. Она не спала. С тех пор как Виктор вышел из палаты, её закрытые веки плохо скрывали внутреннее напряжение. Она прислушивалась к каждому звуку в коридоре, к каждому шагу.

Образы возвращались. Смутные, обрывочные, будто разум пытался её защитить. Рука на её рту. Красные огни в темноте. Прошёптанные слова, жгучие сильнее побоев:
— Ты моя.

Вдруг скрипнула дверь. Юлия вздрогнула.

— Это только я, — прошептал Виктор, входя с стаканчиком чая в руке. — Я тебя не разбудил?

Она медленно покачала головой, не открывая глаз.

— Мне нужно знать, Юля. Не всё. Не сразу. Но хотя бы имя. Деталь. Город. Сейчас ты в безопасности.

Молчание. Затем, едва слышным шёпотом:

— Они меня продали.

Сердце Виктора сжалось.

— Кто?

Она открыла глаза. В них была печаль, слишком тяжёлая для её возраста.

— Тётя. После смерти мамы. Она сказала, что я слишком дорого обхожусь… А потом однажды пришёл мужчина. У него были мягкие руки. Он говорил спокойно. Он сказал, что увезёт меня в Париж. В школу.

Она задрожала. Виктор подошёл ближе, протянул ей чай. Юлия взяла стакан дрожащими пальцами.

— Но это не была школа, правда? — тихо сказал он.

Юлия покачала головой и прошептала:

— Его звали Артур.

Имя прозвучало в комнате, как выстрел. Виктор врезал его в память. Это было только начало. Он больше никого к ней не подпустит. Никогда.

Но в глубине души он знал — эта история только начинается.